В аду места не было - Дживан Аристакесян

– Обманули! Ребята, стреляйте! Седлайте коней, в погоню!

Но было уже поздно, они растворялись во мгле тенистого оврага. Кто бы дерзнул подвергнуть себя такой опасности? Всех предупредили, что лучше отказаться от мысли о преследовании. Ничего нельзя было сделать, только лишь принести напрасные жертвы. Немного погодя караван мирно храпел.

Мемед заботился обо мне больше всех. Он стал мыть мою убогую одежду, штопать её. Утром он вставал раньше меня и клал масло, сливки, всё, что было, в первую очередь, в мою котомку. Показывал, куда вести животных, объяснял, что и как сделать. Этот молчун, который, казалось, ни с кем не обмолвится словечком, со мной предавался сладким беседам. Дискриминация достигла такого размаха, что женщины стали в открытую ворчать: «Оставив нас, он печётся о щенке гяура. Всё равно он нам сыном не станет. Зря Мемед тешит себя надеждой». Он не обращал внимания на это ворчание.

А однажды мне заявили, мол, ваш Газар (турецкого имени не помню) плачет каждый раз за обедом, иди, поговори с ним, может, тебе он скажет, почему плачет. Я поговорил. Он посмотрел на меня, подошел, взял за руку, обнялся. Глаза его были, как источник слёз. Он был моим ровесником, сыном дяди Ашота, по линии дедушки Аболо. Я ронял слёзы на его голову, он – мне на плечи. Сперва мы молчали, не могли говорить.

Потом я спросил:

– Почему ты плачешь, когда тебе дают поесть? Ты всегда плачешь за едой, почему? Ты знаешь, где Галуст?

– Не знаю Дживан. Я один-одинёшенек.

– А почему за обедом плачешь?

– Не знаю. Когда дают поесть, вспоминаю наш дом, и слёзы наворачиваются, не могу их сдержать. Отстаём, побежали! – и побежал догонять стадо.

– Не забудь, что ты армянин. Иногда сам с собой разговаривай на армянском, чтобы не забыть, – крикнул я вслед.

Так и ушёл, волоча ноги.

Мы шли, предавшись каждый своим мыслям под скрип колёс. Иногда я поглядывал на лесные заросли справа от дороги. Там Газар. В котором именно – не знаю. Рядом с нами река Алис, но её не видно, и шума её не слышно. Алис остаётся справа, мы движемся влево. Пригодных для проживания домишек не видно, кругом разруха. Мы трогались на рассвете, и кто знал, куда нам предстоит дойти? Овражек начинался и заканчивался кизиловыми деревьями. Было хорошее время для кизила – большого, кисленького. Я удивлялся, почему его не едят.

На правом берегу Алис, возле деревеньки встретил я старика. Только взглянул на меня, как сразу:

– Мальчик, кто ты? Они переселенцы, я знаю. Вы ведь из армянской страны, лежащей недалеко от русской стороны?

– Ага, – ответил я ему, – ты добрый человек, я сделаю, как ты скажешь.

– Я тоже пришёл сюда из тех мест. Считай, что этот огород твой, можешь рвать все лучшие огурцы, луковицы. Я сейчас сам тебе принесу. Ешь спокойно, яврум15, волы будут пастись, никуда не уйдут, травы много. Жарко и пыльно – лягут и станут мычать. Вот, ешь, что хочешь, остальное возьми с собой. Как тебя зовут?

– Халил, Хало…

– Нет, назови свое настоящее имя.

– Моё имя? – Я почти что плакал от страха.

– Так не пойдёт, – сказал он, – не плачь. Я ассириец, брошенный здесь в одиночестве. Это долгая история, я был аскяром, бывал в стороне Эрзрума, Вана. Видел всё своими глазами. Не плачь, я знаю, ты сиротка. Хорошо, что ты остался в живых. Я бежал вместе с Бочгуном. Освободил одну армянку с ребенком. Она не выдержала, умерла. Ребенка оставила на мою милость. Решил взять его в наш дом. Нашу страну уже взяли «хофилизы», я не мог вернуться. Снова встретил несчастных армян. Взял одну армянку себе в жёны и остался в тех местах. Жили мы тихо и мирно, но однажды ночью вошли разбойники увели дочь и жену. Хочешь, оставлю тебя у себя? Мне страшно, знают, что я не турок. К тому же я уже стар – сегодня есть, завтра меня не будет.

– Хали Халил меня зовут, – я пошёл.

Мы попрощались и расстались. Мы были в засушливом Чайане. Нашим здесь не нравилось, у них не было мысли тут обосноваться. К северу от Чайана лежала равнина – богатая хорошей землёй, но бедная на воду. Не было ни родника, ни сильного ручья: он был, но совсем маленький. Наверху стояла воронкообразная деревенька. Благодаря ручейку широкая полоса земли полностью превратилась в богатый виноградный сад, но получить большее от этой маленькой воды было невозможно.

Главным моим другом по полям был глухой старенький курд. Зачем он оставил родную деревню и пустился в путь, было не понятно. Я так ничего и не услышал от него. До сих пор иногда думаю, быть может он и был тем «курдом-апостолом», спасшим нас от ятагана. Но может ли человек не помнить своего спасителя?

Как только поднималось солнце, этот глухой старый курд, втянув руки и раскрыв ладони, с жаром молился встающему могучему светилу. Я смотрел, и это очень трогало мою душу. Человек молился.

Как-то так однажды получилось, что мы, несколько подростков, отправились вслед за стадом и вошли в заброшенные сады тех мест. Грозди были хорошие, но такие сладкие, будто уже готовый изюм. По всей длине сад был окружен живой изгородью и хорошо ухожен. Мы не заметили, что на прилегающем к саду участке стояла сторожевая вышка. Сад был огромен, целое море лоз! Гроздья винограда были похожи на желтые улыбки. Мы облили животных, сами попили и спустились вниз, к лугу. Но в этот день так хотелось вкусить большего, не было сил терпеть! Бросили жребий, чтобы решить, кто пойдёт. Жребий выпал нам троим. Был полдень, стояла невыносимая жара. Подумали, что сторож спит, или разморен от жары. Пошли вверх по оврагу. Вошли без труда. Каждый сорвал с понравившейся ему лозы и положил в сумку. Мы молча вышли и спокойно спустились к ожидавшим нас ребятам. Поднялись по скале и распластались на траве. Начали есть. И тут заметили, что сторож со своей дубиной стоит над нами. Мы встали, окаменевшие от страха, как статуи. Мы застыли в ожидании наказания.

– Насыпьте всё в сумки,

– Куда? – испуганно спросили мы сторожа.

– Ваши сумки, и валите отсюда…

– Э, а ну, на колени, ряд! Каждый из вас заслужил по одной дубине – не больше.

Мы немного успокоились – отделались ценой по одной шишке на каждого.

– Однако, твоя сумка останется, – сказал он мне. – Пусть за ней придёт твой родитель или ага…

Был уже поздний вечер, но я не спускался в деревню. Я ждал, чтобы совсем стемнело, и домашние не заметили отсутствия сумки. Но мне не удалось реализовать задуманное: заметили.

– Где твоя сумка? – Я попробовал дать скользкие объяснения.

– Забыл, принесу, оставил там-то…

Не вышло – меня слишком хорошо знали.

– Мальчишка, скажи, кто взял, у кого она, я пойду за ней, – уверил меня старый Исмаил. Сердце мое было покорено, и я всё ему рассказал. Сказал, что сторож произнес: «Пусть твой ага придёт за ней».

– Ладно, ладно, пойду принесу, он отдаст, не стесняйся больше.

Пошёл и принес сумку, полную винограда. К радости невесток.

В те дни от родительской семьи наших невесток пришла весточка: оставьте Чайан, идите в Чифлик, в губернию Анкары. Насколько я помню, Зия и Мемед когда-то бывали в тех местах. Семья Шабанова Исмаила приготовилась продолжить путь к Западу, к Анкаре. Пустились в путь. Жаль, невозможно передать всего, всё изобразить. Не забыл я Дэидже, по-армянски она называлась Гайлагет – «Волчья река». Была пора весенних наводнений. Рано утром шли мы на запряжённых телегах. На каждом шагу были следы разрушительных наводнений. Все они вели к уставшей от собственного безумия, присмиревшей реке. Не река, а раскалённая жидкость. Текла она на север, чтобы смешаться с Алис. Мы шагали очень осторожно, дороги были разрушены, под ногами хлюпала скользкая грязь. Наконец мы пришли в Чифлик.

Разгрузились ранним утром. Свободных домов было много, выбирай, какой хочешь. Выбрали дом, стоящий на краю обрыва и имеющий все необходимые пристройки. Амбар, тониратун, сарай. Как райская земля – тишина, чистота и прекрасная природа.

У меня добавилось забот. Помимо выпаса стада, я должен был теперь каждый день на своих плечах приносить сушняк. Была на моей шее и другая забота – о родительской семье наших невесток. У них было двое сыновей, старше меня. Они были один ленивее другого, к тому же, зачем их обижать, если есть я. Они были ещё безжалостнее своих родителей: «Пусть Халил сделает, для того его и содержим, защищаем». Поэтому я дома почти не появлялся. Пропадал то в амбаре, то на выгоне, то в хлеву. Моим домом был Чифлик. Ночевал, где попало, лишь бы не выполнять их задания. У меня были животные и собака. Друзей у меня не было, семьи не было. Там было всего 4—5 домов, в двух из которых жили наши.

Должен сказать, что в Чифлике было три человека по имени Зия. Один был уже известный вам Зия, другой – ага-Зия, и третий – Зия-бек.

Над западным оврагом властвовала небольшая скала. На этой скале располагался летний дом ага-Зия, захватившего почти весь Чифлик. Был у него и жилой дом, и хлев, и амбары, и склады. Сам он не появлялся, жил в Анкаре. Был он богатым купцом, имел магазины. Его называли ага-Зия. Этот ага-Зия, будучи османским турком, мог присвоить всё, что ему понравится. Вот почему был этот ага-Зия владельцем богатств. Конечно, это было не заработанное, а награбленное и захваченное, в основном у армян.